Объективная динамика мотивов

В области творчества, так же как и в других сферах человеческой жизни, мотивы имеют свою объективную динамику. Они складываются в реальной системе отношений индивида и социума, личности и мира.

Эта система несравненно сложнее того, что отражается в самоотчете субъекта. Из этого вовсе не следует умаление роли, которую способен играть в организации человеческого поведения самоанализ. Речь идет лишь о том, чтобы не перелагать трудности, которые призвана преодолеть наука, на плечи индивида, не обладающего никакими специальными орудиями для изучения собственных психических процессов.

Была открыта новая проблема – проблема объективной динамики человеческих побуждений. То, что она выступила первоначально в неадекватной, превращенной форме, не дает оснований отрицать важность ее введения в контекст научной мысли. Истина никогда не дана этой мысли в ее сокровенной чистоте. Ее еще нужно выстрадать.

Многие исследователи – Торндайк, Бехтерев, Леб, Гобхауз, Ллойд-Морган и другие – устремились по пути объективного анализа психической регуляции поведения. Их поиск был обусловлен сложившимися в науке обстоятельствами, придавшими совершенно различным умам сходную направленность. Но эта зависимость от логики развития науки не всегда осознавалась.

Торндайк, например, вспоминает, что мотивом, побудившим его к изучению интеллекта животных, было стремление удовлетворить требованиям университетского курса и получить степень. “Любая другая область, – пишет он, – столь же хорошо бы мне послужила… Я не интересовался специально животными и никогда не проходил курса биологии. Учил ее только для сдачи минимума”.

В течение трех лет он экспериментировал с обезьянами. Главным мотивом служило “желание иметь хорошую репутацию” – побуждение, которое, по мнению Торндайка, “мотивирует большую часть научной работы”.

Обозревая движение своих идей, Торндайк полагает, что оно говорит, скорее всего, “о реактивности на внешнее давление или возможность, чем о реактивности на внутренние потребности (inner needs)”.

Вообще он считает, что “даже в случае больших людей имеются веские свидетельства того, что собственные интересы и планы человека могут дать меньший результат, чем его реакции на требования извне”. В итоге анализа собственного пути в науке Торндайк приходит к выводу, что сделанное им – это всего лишь “конгломерат накопленного под влиянием различных внешних обстоятельств и требований”.

Насколько верно отразилась в представлениях Торндайка мотивационная подоплека его научной деятельности? Мы уже отмечали, что самоотчет о мотивах следует рассматривать только как исходный материал, а не как бесспорную версию.

Это имеет силу и по отношению к приведенным высказываниям Торндайка, хотя как будто откровенное признание приоритета за вненаучными мотивами и не должно оставить сомнений в том, что в данном случае обнажены истинные корни побуждений. И тем не менее требование объективности не позволяет нам верить Торндайку на слово.

Побуждения, которые можно было бы отнести к разряду “внешних” (по отношению к ходу развития самих научных идей), несомненно, являются существенными для деятельности научного работника. Стремление утвердить свой приоритет в открытии, добиться признания ученым миром, достичь высокой компетентности – все это служит могучим двигателем исследовательского труда.

Торндайк считал, что им руководило главным образом стремление получить степень и приобрести хорошую репутацию. Так говорило ему сознание, и оно, конечно, в этом плане не ошибалось. Но оно ничего не могло сообщить о другом, глубинном уровне, где работа мысли направлялась на решение не его личной, а надличной научной проблемы и где мотивация была уже иной, чем в плоскости его частных интересов.

Этот глубинный мотивационный ряд может быть вскрыт лишь средствами специального анализа, исходящего из объективных особенностей ситуации, которая сложилась в области, избранной Торндайком для реализации своих личных планов – в исследованиях интеллектуального поведения (научения) животных.

Он мог, как вспоминает в своей “Автобиографии”, не проявлять интереса к биологии и экспериментировать над животными лишь с целью быть признанным в качестве специалиста.

Но, независимо от субъективных устремлений Торндайка, действительным мотивирующим началом его экспериментального поиска являлась потребность в новой трактовке психической регуляции жизнедеятельности.

Приобщаясь к науке, индивид усваивает ее запросы, которые, независимо от степени их осознаваемости, направляют его поиск. Так было и в случае с Торндайком. В его первой экспериментальной работе, незавершенной и неопубликованной, испытуемыми были дети-дошкольники.

Экспериментатор мысленно представлял какие-либо числа, слова, объекты, а сидящий против него ребенок должен был догадаться, о каких числах, словах думал экспериментатор. В случае успеха ребенок получал конфетку. Детям очень нравилась эта игра, но администрация не позволила продолжать опыты, и Торндайк перешел к изучению инстинктивного и интеллектуального поведения цыплят.

Если у человека, мысленно произносящего какие-либо слова, числа и т. д., незаметно изменяются мышцы лица, то, вероятно, возможно при определенных условиях уловить эти изменения, ускользающие от обычного восприятия. Чтобы воспринять микродвижения лица другого человека, полагал Торндайк, должна быть повышена чувствительность к этим микродвижениям.

В качестве средства усиления чувствительности был избран такой могучий рычаг, как заинтересованность в отгадке, создаваемая подкреплением. Вместе с тем предполагалось, что чувствительность в ходе опытов может обостряться (впоследствии обучаемость восприятию была названа “перцептивным научением”).

И он сам о них ничего не знает; но точно так же и испытуемый, отгадывающий эти реакции, не знает, какими признаками он руководствуется, пытаясь выполнить задание), во-вторых, изучалось научение, приобретение опыта (улучшат ли повторения способность отгадывать), в-третьих, вводился фактор положительного подкрепления (в дальнейшем включенный в знаменитый “закон эффекта”).

Все три момента – отказ от использования свидетельств сознания, исследование научения как объективного процесса и подкрепление (мотивация) в роли фактора научения – стали определяющими для всей последующей научной работы Торндайка, безотносительно к внешним мотивам, которые им руководили и о которых он сообщает в своем приведенном выше самоотчете.

Его многочисленные эксперименты по исследованию поведения животных (кошки, обезьяны, собаки), а затем человека при всем разнообразии конкретных вариантов направлялись одной и той же “категориальной сеткой”.

Ее разработка, укрепление, защита перед лицом возможных критиков и явились доминирующим внутренним мотивом его творчества, придававшим смысл всему, что он настойчиво, энергично, не жалея времени и сил, делал в лаборатории. Конечно, “сетка”, о которой идет речь, складывалась в его голове не под влиянием случайных, внешних обстоятельств.

Она выражала определенную закономерность в развитии знания и родилась именно в тот период, когда для этого назрели предпосылки в логике формирования научных представлений о поведении. “Сетка” разрабатывалась бы и независимо от стремления Торндайка или кого-либо другого приобрести репутацию компетентного исследователя.

Разрыв между операциями творческой мысли и ее мотивационным потенциалом оказывается тем самым неизбежным, непреодолимым.

Сходная ситуация в свое время существовала в психологии научения, когда доминировали теории, предполагавшие, будто имеется “основная потребность” (например, пищевая), в силу которой возникают все приобретенные реакции.

Л. Гараи справедливо указывает на одно из достижений нео-бихевиористов (Миллер и др.), которое заключается в том, что, введя понятие о “вторичном подкреплении”, они выявили важную закономерность: организм приобретает в процессе научения не только новые способы реагирования (навыки), но и новые формы мотивации.

Тем самым была поколеблена в самой своей основе концепция, представлявшая все многообразие проявлений жизнедеятельности “нанизанным” на один и тот же мотивационный стержень. Между тем из этой концепции исходят как классический бихевиоризм, так и фрейдизм: “Закон эффекта” Торндайка и “либидо” Фрейда имели своей предпосылкой одну и ту же гедонистическую идею. И в одном и в другом случае мотивация ограничивается “принципом удовольствия” как двигателем и целью деятельности индивида.

Нужно, впрочем, отметить, что в те же годы, когда в психологической науке утвердился этот принцип, она столкнулась с совершенно иным мотивационным началом. Оно выступило при попытках выяснить, как инициируется и управляется мыслительный процесс, какие силы удерживают его на нерешенной проблеме.

Первое, что должно было объяснить целенаправленность и упорядоченность мышления, – это сложившееся в Вюрцбургской школе понятие об установке. Оно означало неосознанную готовность индивида (испытуемого) реагировать определенным образом на проблемную ситуацию.

В новом понятии отразилась зависимость эффекта познавательной работы не только от прошлого опыта субъекта, его знаний и способностей, от воспроизводимости в определенных мыслительных формах (суждения, умозаключения, категории, схемы) особенностей ситуации самой по себе, но и от того, как “установлен” субъект, какова его направленность.

Если под мотивом понимать фактор, ответственный за направленность и “энергетический запал”, выраженный в стремлении совершить определенное действие, то очевидно, что представление об “установке” относится именно к этой категории явлений. Наряду с термином “установка” в психологических исследованиях появились другие, близкие к нему по смыслу и также указывающие на роль мотивационных моментов.

Таково, в частности, понятие о “направлении” (Майер, Берлайн). Ведь очевидно, что термины “установка”, “направление” указывают не на способность человека мыслить, не на содержание и структуру мыслительной работы, а на направленность этой мыслительной работы.

Понятия об “установке”, “направлении”, “доминанте”, появление которых в экспериментальной психологии вызвано необходимостью объяснить избирательность и упорядоченность мыслительных актов, раскрывают в интеллектуальной деятельности человека наряду с “чисто” познавательным планом план мотивационный.

Вместе с тем этот мотивационный план отличается не только от того уровня, где определяющим является предметное содержание знания само по себе (безотносительно к стремлениям и потребностям индивида), но и от уровня, где важную роль играют побудительные силы, которые обычно относят к мотивационным моментам поведения человека (жажда славы, материальных преимуществ, высокой социальной позиции или, по фрейдистской концепции, стремление разрядить сексуальные и агрессивные импульсы и т. п.).